Евгений Захаров: «Единственно правильным решением было ввести чрезвычайное положение»

Зачем во время пандемии нужен закон о «Чрезвычайном положении», почему власти побоялись ограничивать активность УП МП на Пасху и кто пострадал от карантина больше всех, рассказал известный правозащитник Евгений Захаров.

Правозащитники разных стран отмечают, что борьба с коронавируом разбудила опасные тенденции. Под видом противостояния инфекции власти стран ограничивают и нарушают свободы граждан, применяя то принудительную госпитализацию, то ограничивая доступ к информации о распространении вируса. О том, есть ли наступление на свободы и права человека в Украине, что стало настоящей причиной бунта непокорных мэров и как можно было этого избежать, в эксклюзивном интервью рассказал известный украинский правозащитник, председатель Правления Украинского Хельсинкского союза по правам человека, директор Харьковской правозащитной группы Евгений Захаров.

— Каждая страна борется с угрозой коронавируса как может: Китай использовал авторитарные методы ограничения, Италия, после того, как у них разгорелась эпидемия, тоже ужесточила меры. Не скатилась ли Украина к тоталитарным средствам контроля?

— На самом деле именно тоталитарных методов у нас не было. У нас был определенный элемент принуждения, мотивированный защитой населения. Он вполне объясним – инфекция достаточно опасная и заразная. Совершенно правильно, что ввели карантин, закрыли движение транспорта между городами и метро там, где оно есть, ограничили блок-постами маленькие местечки, где была вспышка. Так поступают ради защиты людей, и не только у нас. В странах, где надеялись, что и без этих мер все обойдется, как в Швеции или Великобритании, поплатились жизнями многих людей…

— И в итоге пришли к тому, от чего отказывались – к карантину.

— Швеция так и не пришла. Но, если сравнить данные по заболевшим и умершим в этой стране со статистикой в соседних государствах, цифры просто убийственные. Хотя начиналось все в одно и то же время. А теперь количество погибших в Швеции больше, чем в Дании в разы. Это говорит, что в Швеции поступили неправильно.

Другое дело, что карантинные мероприятия в Украине не оформили правильно с юридической точки зрения. Поэтому позже это породило ряд действий, как, например, в Черкассах, где раньше времени решили ослабить карантин, до того, как это сделали во всем государстве.

— Что значит «юридически неправильно оформили»?

— Фактически карантинные мероприятия ограничивают права человека, но ограничения должны основываться на законе. Поэтому единственно правильным решением с правовой точки зрения было ввести чрезвычайное положение. Это делается указом президента в соответствии с законом о «Чрезвычайном положении» на 30 дней, затем можно еще продлить на 30 дней. Парламент в течение суток должен подтвердить этот указ своим голосованием и принять специальный закон «О действии чрезвычайного положения» на этот период, в котором чётко прописать ограничения, которые должны действовать.

Если бы так было, никакой мэр никакого города уже не посмел бы своим решением изменять карантинные мероприятия, поскольку он нарушал бы закон и был бы под уголовным преследованием.

— С чем вы связываете, что не ввели чрезвычайное положение?

— Боятся самого факта введения чрезвычайного положения. Потому что эта чрезвычайщина в наших условиях, с произволом правоохранительных органов – все ее опасаются и не хотят, чтобы она была. Поэтому решили без нее обойтись – чтобы люди не нервничали, не раздражались, не критиковали.

— Игнорировать букву закона в Украине – нередкое явление?

— У нас так постоянно делают – военный конфликт назвали АТО, а не войной. А события с ноября 2013 до февраля 2014 года – это была самая настоящая революция. Так назвали бы это революцией, назначили бы временный революционный комитет, который взял бы на себя власть до проведения выборов. Тогда все действия были бы оправданы и не противоречили Конституции. Но не хотят следовать принципам права, исходят из политической целесообразности, меняют правила в зависимости от ситуации. Я это 30 лет наблюдаю – у всех президентов, у всех правительств, у всех парламентов. И мы находимся в том болоте, в каком есть. Потому что так и не научились называть вещи своими именами и действовать по закону.

«У нас немного лучше, чем в Венгрии или в России»

— Были ли во время карантина в Украине реальные нарушения прав человека?

— Вначале в Киеве, затем в Днепре напечатали адреса домов, где живут инфицированные. Номера квартир не назвали, как и фамилий, но информацию кто-то слил в интернет, и это грубое нарушение права на приватность. Определенный смысл в перечне заболевших есть, но информация не должна гулять в интернете. И пользоваться ею нужно с умом, так, как это сделали, например, в Израиле: там любой человек может спросить в Интернете, оказавшись в людном месте, – нет ли рядом с ним зараженных. На что программа успокоит, ответив, что ближайший инфицированный от вас, скажем, в трех километрах.

— Разглашение адресов инфицированных коронавирусом может вызвать агрессию, подобную той, что была в Новых Санжарах?

— Или как в Черновцах, когда люди потребовали изолировать жену первого пациента с коронавирусом. Конечно, может спровоцировать. Ну, вот такая социальная психология у нас – боятся.

— Во время пандемии в Венгрии премьер-министр Венгрии Виктор Орбан управляет страной с помощью декретов, в обход парламента, в Польше под шумок планируют ужесточить закон об абортах. А в Украине есть наступление на права и свободы подобно тому, что мы видим в России, Польше или Венгрии?

— У нас все-таки немного лучше, чем в Венгрии, и совсем не Россия. Меньше ксенофобии, хотя она тоже проявляется. Наши проблемы с соблюдением прав человека – от нашего провинциализма, от непонимания базовых ценностей. Нарушения ведь чаще совершенно неумышленные, как это недавно произошло с мэром Ивано-Франковска, который считает, что нормально – паковать кого-то (ромов – прим. авт.), если нужно вывезти из города. В заскорузлом сознании многих провинциальных украинцев нет осознания, что так делать нельзя – какая это к дьяволу Европа! К счастью, мэра поставили на место быстро, это чересчур даже для Украины, и он больше никогда так не скажет, и подумает раз 20.

— Это ментальная незрелость так проявляется?

— Главная проблема нашей страны – катастрофическая нехватка людей, способных понимать новое и делать новое. Вследствие этого нарушения и возникают. Так получилось: у нас очень молодое государство, при этом в истории Украины были такие массовые политические репрессии, так много людей убили, заморили голодом… Затем московский пылесос высосал наиболее талантливых, а сколько эмигрировали…

«За демократию нужно постоянно воевать»

— Что выше в условиях коронавируса – здравый смысл или свобода вероисповедания?

— Я считаю, что здоровье граждан превалирует. В Израиле, например, заварили вход в синагоги и не пустили туда никого. У нас на это не решились пойти, опасаясь неадекватной реакции со стороны России. Встречались (со священниками – прим. авт.), уговаривали, но в итоге 130 тысяч верующих УПЦ-МП отправились на Пасху на богослужения. И мы имеем такой всплеск. Но все-таки кого-то уговорили, ведь мог быть и больший подъем. Опять-таки, если бы был закон о ЧП, где бы все прописали, у государства было бы основание требовать, чтобы не ходили в церковь.

— Кто сильнее всего пострадал от закручивания гаек во время пандемии?

— Страдают те, кто слабее. Переселенцы, конечно, в первую очередь – те, у кого нет дополнительных средств, кто открыл маленький бизнес. У них материальные проблемы гораздо больше, чем у тех, кто укоренен. У самозанятых тоже большие проблемы – но вот все же рынки открываются. Можно было бы ранее разрешить индивидуальную торговлю, с оговоркой, чтобы расстояние было не менее 2 м, чтобы имели средства защиты покупатели и продавцы. И тогда было бы проще пережить карантин. А за нарушения штрафуйте. Только не такой большой суммой в 17 тысяч, а меньше.

— Почему нужен меньший штраф?

— Это совершенно безумная цифра. Именно потому, что это нереальное наказание, оно редко применяется, как показательное, чтоб не повадно другим было. А получилось, что гипермаркеты работали, а все маленькие фирмы страдали. Это несправедливо, это дискриминация, которая и породила «Черкасский синдром».

— Не придется после пандемии отвоевывать демократию?

— Государство так устроено, что не может не покушаться на нее. А демократия такая вещь, что за нее нужно воевать постоянно.