«Украинские писатели могут получить Нобелевскую премию «за «неупоротость» мысли» — Андрей Краснящих

Прошел ровно месяц с очередного, 119-го, вручения Нобелевских премий. Срок достаточный для анализа и осмысления выбора экспертов Шведской академии. Кому и почему отдают предпочтение в одном из наиболее близких и понятных большинству направлений – литературе – мы обсудили с харьковским литературоведом, кандидатом филологических наук, доцентом ХНУ им. В.Н. Каразина Андреем Краснящих.

В интервью МГ «Объектив» он рассказал, почему в лице американки Луизы Глюк наградили всю современную поэзию, как Бобом Диланом заглаживают вину за Сэлинджера, кого упорно не замечает Нобелевский комитет, и есть ли шансы у украинских писателей привлечь внимание шведов.

«Заглаживают вину за то, что «прохлопали Сэлинджера»

— Почему, на Ваш взгляд, Нобелевскую премию в области литературы в 2020 году получила Луиза Глюк?

— Вы о том, что в Нобелевский опять «глюкнуло», и ее получил очередной Карлфельд, Силланпяя, Йенсен, которого и тогда никто не знал, и сейчас не помнит? Думаю, все же это не тот случай. А тот, когда Нобелевской предшествует длинный шлейф всевозможных премий помельче — так сказать, обкатка на предыдущих уровнях, и когда их набирается критическая масса и становится невозможным не заметить и не дать, Шведская королевская академия водружает свою вишенку на торт. Ананас, скорее, учитывая денежный состав Нобелевской и авторитет.

У Глюк литературных премий — десятки, она — одна из самых признанных американских поэтесс: включая Пулитцер, звание поэта-лауреата США, золотую медаль Американской академии искусств и литературы, международную премию Транстремера и т. д., и т. п. Другое дело, что обычно Шведская академия не частит с Нобелевкой одной и той же стране, выдерживает ценз хотя бы лет в восемь — лучше десять. А тут всего-то четыре года назад получал уже другой американский поэт — Боб Дилан.

Но да — все меняется, возможно, что и здесь правила изменились, и ценз теперь упразднен. А может — пофантазируем, почему нет — компенсируют, заглаживают вину за то, что до этого, до Дилана, Нобелевскую американским писателям не давали аж двадцать три года, наказывая за что-то или просто из чванства. И «прохлопали» всех, на ком держится сегодня мировая литература: Сэлинджера, Кизи, Берроуза, Хеллера, Доктороу, Буковски, Аллена Гинзберга. Теперь боятся повторить промах.

 «Нобелевка» – за выслугу лет

— Какие именно произведения поэтессы особо впечатлили Шведскую академию и повлияли на ее выбор?

— В нобелевской формулировке этого не указано, там говорится «За безошибочный   поэтический голос, который своей строгой красотой делает индивидуальное   существование   универсальным», — и значит, «за выслугу лет» и «по совокупности», а это у   нее тринадцать сборников стихов, последний из которых «Верная и добродетельная ночь»   вышел в 2014 году и получил Национальную книжную премию США. Так что условно   можно считать, что Нобелевку дали прежде всего за него — но и с учётом предыдущих   заслуг.

 «В лице Глюк наградили всю современную поэзию»

— Расскажите, пожалуйста, о круге тем, которые поднимаются в них.

— Темы личные, даже бытовые и семейные: любовь, дом, взаимоотношения с близкими, взаимоотношения с самой собой, взаимоотношения со смертью, что всегда односторонне. Все это у Глюк погружено в мифологию, у нее много мифологических историй и образов: Пенелопа, Цирцея, Одиссей, Ахилл, Персефона, Аид. Они придают то, что говорится в нобелевской формулировке: «индивидуальному бытию универсальность». И окутано печально-медитативной интонацией, не исключающей игровой момент: когда парадокс, когда сарказм, когда мягкий юмор. О Глюк пишут «она обычна» или «типична», но имеется в виду — классична, и отнюдь не в том только смысле, что обращена к античной классике.

Вот как вы себе представляете мейнстримную современную поэзию? Верлибр, лаконизм в описаниях, направленность на «я», отстраненная, слегка холодная интонация (уж во всяком случае не бурные эмоции, не накал, не выплеск), аналитичность. Да? Глюк именно такова. Но! Если у большинства, преобладающего большинства, кто пишет «по-современному», это поделка, подделка, имитация, просто чтоб попасть в тренд (и это ж видно — и ужасно скучно), то у Глюк это искренне, естественно, ненапряжно и не вымучено. Так что можно сказать, в лице Глюк наградили премией современную поэзию в ее самом заправском виде — легче всего определяемом апофатическим путем, через «не»: не чересчур авангардную, не остросоциальную, не мрачную, не сугубо герметичную (поэтому Глюк доступна, в принципе, любому читателю), не бросающую вызов. Сдержанную и направленную на саму себя, но при этом распахнутую в окружающий мир. Вот об этих сдержанных «не», по всей видимости, и говорит первый же характеризующий эпитет «безошибочный» нобелевской формулировки.

Новые предпочтения «Нобеля»: мемуары, документалистика и фэнтези

— Как изменились предпочтения Шведской академии в литературе в последние годы?

— Ну, она наконец поняла, что наступил XXI век и литературу нужно оценивать не за тематику-проблематику и верность «гуманистическим идеалам» и традициям, а за саму литературу, литературное вещество: стиль, жанр, эксперимент. И раз литература — это не «о чем написано», а как, или точнее, чем: какими художественными средствами, какой интонацией, — то и старые узаконенные жанровые схемы-системы — фьють!

В 2014-м дали Модиано, по сути мемуаристу, а еще больше по сути -обыгрывающему, окукливающему мемуаризм стилистическими приемами, делающими его художественным текстом. Точно так же поступает с еще более нелитературным жанром интервью (кстати) получившая следующей за Модиано Алексиевич, сорок лет создававшая жанр «вербатим-романа», состоящего из живых документальных интервью, инсталлированных друг в друга тематически и образующих общий сюжет. На следующий год получил Боб Дилан — и именно за то, что певец, а не стихотворец. В формулировке Шведской академии так без всякого и говорится «За создание новых поэтических выражений в великой американской песенной традиции».

Видите, без слова «традиция» шведским королевским академикам еще сложно понимать литературу. Но подвижки есть. И наконец, сразу после Дилана Нобелевку получает Исигуро за роман-фэнтези — да-да — «Погребенный великан»: эльфы, рыцари, драконы. Понятно, это не то фэнтези, что в массолите, а отобранное у массолита, как до этого Лоренс Даррел, Фаулз, Кальвино и Барнс отобрали у него мелодраму. Поэтому — игра в фэнтези, очищение жанра.

 Как «за бортом» оказались Марк Твен, О.Генри и Карел Чапек

 — Почему авторы из пост-советских стран номинируются на премию редко и очень редко удостаиваются ее?

— Ну, это ж нам отсюда кажется, что мы пуп земли. А сидит напротив вас какой-нибудь пост-британский, или -нидерландский, или -французский интервьюент и озабоченно так рассуждает, почему до сих пор не дали Нобелевскую нашим славным суринамским, занзибарским или кувейтским писателям, хотя бы одному из. Я не к тому, что мы в очереди сразу за Гваделупой, думаю, гораздо ближе к прилавку, но чтоб не слишком обижаться и не надеяться попусту, нужно уяснить: Альфред Нобель придумал эту премию не для нас.

Ошибка наша в том, что мы по-разному с ним понимаем слово «мировая»: для Нобеля «мировая» касается не всего мира в целом, а прогрессивного, цивилизованного, то есть Западной Европы. За что вообще даются Нобелевские премии, не только литературная? В завещании Нобеля говорится: за «наиболее важное открытие или изобретение»; эти открытия, прорывы, происходят там, где наука, а наука вся — где? Во всяком случае была в эпоху Нобеля — в конце XIX века. То же касается и литературы. Так исторически и сложилось, и закрепилось для Шведской академии: сначала смотрим-ищем по своим, западноевропейцам, а затем уже направо-налево, по маргиналиям.

Потом, когда Гитлер выгнал всю науку в Америку, центр научной мысли переместился   туда, и США вошли для шведских академиков в состав понятия «Западная Европа». И то со   скрипом. Что вы хотите, если первый американский писатель получил Нобелевку аж в   1930-м — спустя треть века ее существования. Ни Марк Твена, ни О. Генри, ни Генри   Джеймса — великих зачинателей новой американской литературы — к ней не подпустили.

Ну и если США невозможно было не включить в «Западную Европу», то Восточную —   можно, и она до сих пор в лучшем случае околица. Даже Центральная Европа для   Шведской академии околица: Карела Чапека в 1930-е семь раз подряд выдвигали на   Нобелевку — и задвигали обратно. У Чехии по литературе на сейчас всего одна Нобелевская   премия (в 1984-м Сейферту). Австрии впервые дали в 2004-м (Елинек), Венгрии (Кертес)   —  в 2002-м. Румыния, Болгария, Албания до сих пор в пролете. Это «околичные» для   Нобелевского комитета страны и околичные литературы. Как и мы.

Вон, у албанца Исмаиля Кадарэ — и Международный Букер, и Принца Астурийского, и каждый год его на Нобелевскую выдвигают — без толку. К слову о 1930-х, Чапеке, «своих» и ничего не говорящих для литературы «карлфельдах»: ему, шведу Эрику Карлфельду, дали премию в 1931-м, еще и посмертно, чего вообще в Нобелевской никогда не делается, а завершила тридцатые она финном Силланпяя. Причем в 1935-м ни карлфельда, ни силланпяя не нашлось и ее не дали никому.

«Шведская академия бежит от любого хайпа»

 — А какие еще факторы, по-вашему, влияют на решение Шведской академии?

— Вы о политическом? Мне кажется, не особенно. Уж сколько лет сирийский поэт Адонис мелькает у букмекеров в числе наиболее вероятных претендентов — столько, сколько война в Сирии. И ничего. То же самое с нашей российско-украинской войной: семь лет, и никакой поддержки со стороны Шведской академии. Алексиевич дали не сейчас, во время протестов в Беларуси, а за пять лет до того. Это раньше бывало — как выпад: премия Пастернаку, премия Солженицыну. Но и то нечасто, а сейчас вообще Шведская академия бежит от любого хайпа, ощущение, что назло дает премии не тем, кто давно уже «тасуется» у букмекеров. Прям зреет уверенность, что основная задача Шведской академии в плане Нобелевской премии по литературе — быть непредсказуемой и удивлять.

Главный фактор, как я уже сказал, географический, включающий в себя время от времени (чтоб уж совсем не заобвиняли в западноевропейском шовинизме) вылазки по краям, а то и за край: тогда и возникают в лауреатах разные экзоты типа китайца Мо Яня, перуанца Варгаса Льосы (который на момент Нобелевской, в 2010-м, исписался донельзя и абсолютно не похож на себя раннего, 30-40-50-летней давности, когда и нужно было его заслуженно награждать), турка Орхана Памука, юаровца Кутзее и прочих.

«Много лет надеюсь, что спохватятся и наградят Кундеру»

— Кто, по вашему мнению, может быть удостоен Нобелевской премии по литературе в ближайшие годы, и почему именно они?

— Тут не до жиру, опять не дали Мураками — и слава богу, не так все плохо. Я много лет жду — надеюсь, вернее, — что спохватятся и наградят Кундеру, а ему уже за девяносто. Еще Барнсу надо дать. Пинчону, Стоппарду, Рансмайру, Джону Барту. Зюскинду. Саше Соколову. Их вклад в литературу, по-моему, должен быть очевиден для всех, в том числе Шведской королевской академии. Они великие стилисты и великие модернизаторы жанра, экспериментаторы с ним, каждый в своем, их прорыв, открытия в литературе, расширение ее предельных возможностей до беспредельных невозможно не замечать. Но шведским академикам это удается.

Тот же Кундера, за которого у меня просто сердце болит, кроме того, что великолепный интонационный рассказчик, — изобретатель «размышляющего романа». Не философствующего — обращаю внимание! А где стиль размышлений таков же, как стиль фабульного повествования: легкий, ироничный, изящный. Но и это не все: в итоге он приходит к роману-размышлению par exellence, размышлению-роману, роман о романе, освобожденному от фабулы (как свободный стих в XX веке освободился от рифмы и прочих условных рамок и украшательств и стал честнее, тверже, эпичнее — что, к слову, мы видим и у Глюк; или как додекафония Шенберга, которого Кундера очень любит и много о нем пишет, освободила музыку от сковывавших ее предрассудков).

Наши кандидаты: Жадан, Андрухович, Забужко, Прохасько

— Кто из современных украинских и харьковских авторов мог бы претендовать на нобелевку по литературе и почему?

— Вы о Жадане? Я не против, и в моей параллельной Нобелевке он её обязательно получит, но в реальной такая очередность большая… А пока через два рукопожатия Харькову можно радоваться и за Глюк — вон как он кичится семь лет жившим в нем Саймоном Кузнецом, нобелевским лауреатом по экономике: улица, переулок, Инжек теперь имени Семена Кузнеца, таблички, памятник около университета; а Луиза Глюк — неродная племянница его родного брата.

Из общеукраинских, кроме Жадана, — мой список имен будет тем же, что и у любого: Андрухович, Забужко, Прохасько. Они самые известные на Западе и самые переводимые, в том числе на язык Нобелевской премии, шведский.

А на вопрос «почему?» в значении «за что?» Шведская королевская академия формулирует, например, так: «За галлюцинаторный реализм, который объединяет народные сказки с историей и современностью», «За создание бесчисленного количества обличий удивительных ситуаций с участием посторонних». Так что можно заранее ожидать чего-то вроде и не обижаться, если будет «За неупоротость мысли…», «кишащие добродетелями тревоги о человеке», «беспрецедентное притоптывание в сфере мифологического», «манифестирующую нефригидность в систематическом раззадоривании высоких инстинктов» или «сумевшему/сумевшей многоопытной рукой мастера ухватить самое естество вставшего на дыбы, обезумевшего от боли века».

«За способность в любых положениях онтологизировать мир в его самых потаенных и труднодоступных местах» — во!