«Была «партизанщина» – директор харьковской «экстренки» о работе в оккупации

Директор областного Центра экстренной медицинской помощи и медицины катастроф Виктор Забашта в эксклюзивном интервью МГ «Объектив» рассказал о том, как обеспечивали работу «скорых» на оккупированных территориях.

В интервью Виктора Забашты: о медицинской «партизанщине» и четырех путях передачи медикаментов и горючего на оккупированных территории; российских обысках дома у врачей «скорой»; героическом старшем фельдшере из Изюма, который на некоторое время заменил собой всю «экстренку» в городе. А также – о том, сколько сотрудников «скорой» погибло во время войны, какие материальные потери понесла служба. И как за время войны в Харьковской области медиков бригад «скорой» стало даже больше, чем было до этого.

«Работали где-то на грани соблюдения правил безопасности»

— Виктор Федорович, расскажите о работе скорой помощи Харьковщины в первые недели полноценной войны?

– У нас практически ничего не изменилось. Служба работала без всяких сбоев. Бригады выезжали на линию. В чем разница? На временно оккупированных территориях, конечно, были свои сложности для работавших там людей. Для нас по их обеспечению всем необходимым. Но в конце концов все получилось удивительно достаточно хорошо. И это благодаря всем тем сотрудникам, которые там оставались, работали, выдержали все это.

— Как я понимаю, вызовы не прекращались и во взрывах, и во время воздушных тревог, и на опасных территориях?

— И в Харькове, и в области мы реагировали на любой вызов, соблюдая определенные условия.

Это, прежде всего, безопасность для бригады. Но обеспечить безопасность было практически невозможно. Потому что после обстрелов, когда бригады приступали к работе, могли быть повторные прилеты. Так что, конечно, рисковали. Все рисковали, но никто не отказывался. Все понимали необходимость дела. Понимали, что каждая минута может спасти жизнь. Поэтому работали где-то на грани соблюдения правил безопасности и желания помочь, соблюсти наши стандарты.

Сотрудник «скорой» записывался в ТРО и погиб во время обстрела ХОВА

– Есть ли среди ваших сотрудников пострадавшие?

– Во время обстрелов пострадали от обломков два фельдшера. Один из Харькова, второй из змиевского отделения. Слава Богу, они уже вернулись к работе. Один фельдшер пострадал в Балаклейском районе. Во время движения по вызову произошел взрыв. Водитель погиб. Фельдшер получил ранения, не угрожающие его жизни. Я думаю, он вернется к работе.

В самом начале войны один из наших сотрудников пошел записываться в территориальную оборону в Харьковскую областную государственную администрацию. Российские войска направили по зданию администрации две ракеты, что привело к гибели большинства находившихся там. Среди них, к сожалению, и наш сотрудник. Также при обстреле погиб наш водитель в Двуричанском районе. Он шел на работу. Таким образом, в настоящее время в службе трое раненых и трое погибших. Мы всех помним. Но война еще не кончилась.

Российские военные отобрали три автомобиля у «скорой» на Харьковщине во время оккупации

— Есть ли данные по ущербу «экстренки» Харьковщины от обстрелов или под оккупацией на данный момент?

— Практически все помещения мы арендуем. Они принадлежат громадам, администрациям. Поэтому мы их не считаем, как наш ущерб. Что касается автомобилей, оборудования… Около 60-ти автомобилей пострадали во время обстрелов. Большую часть мы отремонтировали. Там, где более существенные повреждения, ждут своей очереди и будут отремонтированы. Только три машины не подлежат восстановлению. Также у нас на временно оккупированных территориях российские военные забрали три автомобиля.

— Виктор Федорович, у вас был какой-то план, как уменьшить возможность разграбления вашего оборудования российскими военными?

— Я продумывал со своими бригадами на временно оккупированных территориях, как избежать экспроприации. Конечно, их жизнь и здоровье были прежде всего. Я говорил, что если будет угроза, то то, что будет с машинами и оборудованием, – уже не принципиально. Но то, что было на оккупированной территории, спасибо нашим работникам, мы практически все сохранили. Это примеры героизма, о которых мы раньше читали в книгах. К примеру, Старый Салтов. Бригада работала до последнего, пока в результате непрерывных обстрелов были повреждены и помещение, и уже не двигавшийся автомобиль. Перед тем как бригаду эвакуировали, они спрятали все оборудование. С собой увезли необходимое: наркотики, журналы, документацию. Оборудование уцелело. Это же касается и других бригад, работавших на временно оккупированных территориях.

«С военными мы везде вместе»

— Еще о потерях «экстренки» и ваших ожиданиях. Вы рассчитывали на меньшие или большие потери?

— Я планировал, что мне нужно иметь 30 резервных автомобилей, чтобы выставить их на территории, которые мы освободим. Чтобы «экстренка» ни на минуту не простаивала. К счастью, это не пригодилось. В настоящее время мы получили около 90 автомобилей и от государства, и от волонтеров, и от спонсоров.

Около 30 мы передали ВСУ. Остальные остались в Центре экстренной медицинской помощи и медицины катастроф Харьковского областного совета. Но процесс получения автомобилей продолжается. Несколько дней назад мы получили «Мерседес». Также мы получили роддом на колесах. Это по программе медицины катастроф. Потому что в настоящее время медицина катастроф должна иметь приоритетное развитие.

— О взаимодействии с ВСУ. Вы занимались медпомощью и эвакуацией раненых военных или это делали военные медики? Сейчас есть какой-нибудь алгоритм вашего взаимодействия?

– Алгоритм был прописан сразу. Мы понимали, где работают военные, где мы перехватываем пациентов. У военных не хватило бы сил и средств для того, чтобы транспортировать пострадавших через полобласти при той интенсивности боев, которые до сих пор продолжаются. Центр экстренной медицинской помощи и медицины катастроф был сформирован как мощная единица. У нас есть человеческий резерв, мы хорошо оснащены. Конечно, мы все время взаимодействуем с военными. Многие гражданские лечебные учреждения на оккупированной территории прекратили свое существование. Также есть пострадавшие здания первички во время обстрелов, которые не могут помогать. Поэтому военные берут на себя львиную долю работы, а мы рядом. Сейчас мы – те две организации, которые максимально помогают и раненым, и больным. Мы везде вместе.

«Нас предлагали усилить бригадами из других областей, мы благодарим, но отказываемся»

— «Российские военные повредили и вывезли много медицинского оборудования из находившихся в оккупации больниц. Многие заведения разрушены. Потери в техническом плане на 95%». Такую цифру приводит директор департамента здравоохранения ХОВА Максим Хаустов. Планируете ли вы помочь в этом направлении на деоккупированных территориях?

– Да. Медицина катастроф представлена ​​анестезиолого-реанимационными бригадами. Но у нас есть и узкие специалисты: хирурги, нейрохирурги, акушеры-гинекологи, кардиологи, невропатологи, психиатры. Мы считаем, что определенное время бригады медицины катастроф смогут работать на выезде, имея достаточное количество лекарств, таблетированных препаратов инсулинов, гарманов, которыми нам помогли зарубежные друзья. Это необходимо для того, чтобы поддержать население на оккупированных территориях. Чтобы помочь «первичке».

— Какая сейчас ситуация с врачами, другими работниками? Распространена ли эмиграция? Есть ли критическая нехватка специалистов в Харьковской области?

– Люди, которые у нас работают, мотивированы. С самого начала российского вторжения у нас не было значимого оттока кадров.

Некоторые сотрудники были вынуждены эвакуировать родных или эвакуироваться сами из-за лишения жилья. Большинство из них вернулись через месяц – два. В то же время многие пришли к нам. Мы даже увеличили количество бригад. Это удовлетворяет наши потребности. Бывает, что до тридцати бригад выезжают на восток для того, чтобы компенсировать работу военных, помочь или заменить врачей поликлиник. Нам неоднократно предлагали — и Украинский центр медицины катастроф, и Минздрав — усилить нас работниками из других областей. Мы благодарим, но отказываемся, потому что у нас хватает сил и средств.

В Изюме некоторое время экстренную помощь населению практически самостоятельно оказывал старший фельдшер

— Виктор Федорович, какова ваша позиция по временно оккупированным территориям: должны ли там работать украинские медики?

– С первого дня войны у меня не возникал вопрос: должны ли они там работать? Мы делали все, чтобы люди работали на временно оккупированных территориях. Моя задача была обеспечить их всем необходимым. Наши сотрудники получали зарплату и премии. Они были снабжены медикаментами, горючим, запчастями. Мы даже передавали на оккупированные территории продуктовые наборы.

– Как это происходило? Вряд ли россияне официально разрешали вам это делать?

— Это была «партизанщина». Конечно, все передавали неофициально. Были некоторые свои пути. Война не кончилась, и я не хочу сейчас этот вопрос озвучивать. Нам помогали волонтеры, очень помогал глава Боровской громады. У нас было несколько путей: и южнее, и севернее. У меня было четыре пути, чтобы обеспечить своих работников всем необходимым. Они писали отчеты, мы понимали, кому оказывается помощь. Система GPS отображала работу тех бригад, работавших на временно оккупированных территориях.

— Но ведь в Изюме, например, не было связи.

– В Изюме некоторое время экстренную медицинскую помощь населению практически самостоятельно оказывал старший фельдшер отделения Сергей Боцман. Я его умолял: там опасно, постоянные обстрелы. Само отделение пострадало. Уезжай. Он отвечал, что останется, потому что люди ждут от «экстренки» поддержки. Некоторое время он не ездил, а ходил по вызовам. У Сергея Боцмана российские военные четыре раза проводили обыски на дому, срывали пол.

«Дай бог, все будет лучше, даже чем было до войны»

– В других городах было что-то подобное?

– Так оно примерно выглядело везде. И в Балаклее, и в Шевченковском. Слава Богу, связь была, и мы могли сотрудничать. Они могли совещаться по любому поводу. Потому что там были и угрозы, и ультиматумы. К примеру, кого-то вызвали в оккупационную комендатуру. Они звонили мне. Конечно, я давал советы. Возможно, потому, что я имел опыт, возможно, потому, что я не испытывал страха, который испытывали они, находясь на оккупированной территории. Не знаю. Но это сработало. И я им безгранично благодарен, что они мне верили. Когда я приезжал после оккупации, они благодарили, что мы их не бросили, поддерживали. Это дорогого стоит. Мне кажется, я не изменился за эти месяцы. Но стал сентиментальным.

– Как на деоккупированных территориях сейчас?

– Работаем, как работали до оккупации. Легче, чем было при оккупации. Поставки полностью возобновлены. Наши сотрудники с деоккупированных территорий прошли курсы у поляков. Люди возвращаются в обычную жизнь. Дай бог, все будет лучше, даже чем было до войны.