Мы точно не стали сломленными. Харьков несокрушимый – психолог о харьковчанах

В двойном интервью МГ «Объектив» эксперты из города-Героя Харьков ответили на самые популярные вопросы о нормальном и ненормальном во время войны.

Что делать, если захлестывает отчаяние, потому что потерял работу? Когда пора принять решение об эмиграции или о возвращении в Харьков? Нормально ли постить позитивные фото в соцсетях во время войны? Нормально ли ненавидеть и рассматривать фото трупов врагов? На эти и другие вопросы ответили: Даниэла Иким , региональный координатор по психосоциальной поддержке Харьковской областной организации Общества Красного Креста Украины и Алексей Косолапов, начальник сектора психологического обеспечения Национального университета гражданской защиты Украины.

«Здесь и сейчас большинство живет и работает на адреналине»

– Изменила ли эта война украинцев? Какими мы стали? Более мудрыми? Более уверенными в себе или сломленными? Более чувствительными или, наоборот, очерствели? Что в нас стало лучше, а что хуже?

Даниэла Иким: Эта ситуация нас укрепила, закалила. Мы точно не стали сломленными. Харьков несокрушимый. Я думаю, что это испытание, которое нас делает сильнее. Для большинства – это все же такая возможность показать свой характер, и показать свою силу, раскрыть свой потенциал. Конечно, и сейчас, и после того как вооруженный конфликт закончится, будет очень много запросов на психологические консультации и на различные терапии. Потому что влияние, которое оказывает эта ситуация, оно будет проявляться в нас даже через определенное время. Даже через год – два. Но здесь и сейчас большинство живут и работают на этом адреналине. И только потом, когда это все кончится, все массово ринутся за профессиональной помощью. Но сейчас большинство берут себя в руки и просто делают то, что должны. Потому что иначе никак.

Алексей Косолапов: Война совершенно точно каждого из нас изменила. Но, к сожалению, война еще не кончилась. Мы пока не победили, и перемены в нашем сознании еще будут продолжаться. В какую сторону изменения? Однажды до войны я читал аналитическую статью по социологии. Там давали оценку психологического возраста украинцев — 12 – 13 лет. Это  ребенок. Основные черты: инфантильность, неумение принимать ответственность за свою жизнь, вера в то, что кто-то взрослый решит твои проблемы. Когда мы столкнулись с войной, мы повзрослели. Это когда ты берешь ответственность за свою жизнь, за жизнь соседей, своих близких. Вообще за страну. За нашу экзистенцию. За то, как мы будем жить дальше. Что касается отдельных черт отдельных людей, мне, конечно, хотелось бы сказать, что все люди изменились только в лучшую сторону. Но, к сожалению, ситуация гораздо сложнее.

«Если бы все эти месяцы мы жили только в бомбоубежищах, наша психика не выдержала бы»

— Есть ли нормальное поведение в условиях войны и такое, что нормой не является?

Д.И.: Нормальное поведение — это прятаться, когда мы слышим сирену. Не пренебрегать правилами безопасности. На примере Харькова скажу. Вижу здесь часто, как люди такие: «Да, мы из Харькова, мы несокрушимые». В действительности, лучше спрятаться. Нас часто осуждают, что в Харькове люди расслабились. Ходят по кафе, в кино, в парки. Но это обычный процесс адаптации. Если бы все эти месяцы мы жили только в бомбоубежищах, наша психика не выдержала бы.  Даже когда мы видим, что человек заплакал, закричал или даже впадает в истерику, мы должны принять эти эмоции. Быть рядом и по возможности помочь ему.

А.К.: Наверное, все мы видели разные реакции. Первый день войны, пять утра. Я знаю случай, когда человек проснулся от взрывов и снова пытался заснуть: «Это не со мной. Это не реальность». Кто-то, наоборот, впадал в истерику, бегал и не знал, как себя привести в норму. Другие люди пытались что-то планировать, например, выезжать. Нормальное поведение – это определенный диапазон действий. В состоянии нормальности мы должны позаботиться о себе, о родственниках. Понять, какая у нас расстановка сил: что у нас есть из еды? Что со связью? Заряжен ли павербанк? Как мы вообще планируем ближайший день провести? Небольшая планировка на день-два говорит о том, что мы как-то приспособились к ситуации.

«Ненависть отнимает часть жизни, которая могла бы быть заполнена чем-нибудь другим»

– Ненависть во время войны конструктивна или разрушает? Воин должен быть безжалостным? А мирный человек может руководствоваться гневом?

Д.И.: Как волонтер Красного Креста, я не могу и не буду комментировать чувство ненависти к врагу. Я просто скажу, что гнев – это не лучшая эмоция, которая может нами управлять. Гнев, агрессия забирают очень много энергии. И, находясь в таком состоянии, мы очень быстро можем истощиться. Поэтому я бы советовала, чтобы каждый руководствовался чем-то позитивным. Желанием делать добро, желанием помочь ближнему, поддержать родных. Положительные эмоции нас тоже наполняют. И они тоже являются толчком к новым действиям. Например, если у человека разбит дом, ему нужно сосредоточиться на том, что у него осталось.

Скорее всего, у него остался кто-то из родных, или какое-нибудь животное. Именно ради них человек и должен двигаться дальше. Нужно искать пути, чтобы обеспечить ребенка или собаку тем минимумом, который может дать этот человек. Бывает так, что не остается никого и ничего. Но ведь человек продолжает жить. Надо стараться искать новый смысл в жизни.

А.К.: Я немало общаюсь с военными. Многие из них говорят, что боевые действия – это фактически их работа.  Любой профессионал подходит к выполнению работы взвешенно. Он не допускает сильных эмоций. Конструктивна ли ненависть во время войны? Да, если она стимулирует действия. Но что дальше делать с этой ненавистью после войны? Как после войны строить государство, растить детей, сеять поля? Например, представьте, что у вас есть банка, частично наполненная песком. Это значит, что в ней для полезного не так много места остается. Ненависть отнимает часть твоей жизни, которая могла бы быть заполнена чем-нибудь другим.

«Мы должны искать другие источники вдохновения, нежели удовольствие от созерцания трупов»

— Нормально ли получать удовольствие от фото и видео убитых врагов?

Д.И.: Как волонтер Красного Креста я не могу это комментировать. Мы должны искать другие источники вдохновения, нежели удовольствие от созерцания трупов. Смерть – это в любом случае, смерть. И наслаждения от этого зрелища я не разделяю.

А.К.: Многие могут получить от таких фото определенное удовольствие. С другой стороны, такая реакция может пугать. Нормален ли я? В чем диссонанс? Дело в нашем воспитании, имеющем много общего с христианскими ценностями. Определенные нормы морали нам говорят, что человеческая жизнь – это несомненная ценность. Погибший человек или остатки человека заслуживают уважения и погребения. В то же время, почти вся история человечества – это история войн. Один из римских императоров сказал: «Труп врага всегда хорошо пахнет». Надо понимать, что таким образом наша психика пытается настроиться на те условия, в которых она находится.

«Надо отдавать себе отчет, что мы не можем сделать больше того, что мы можем»

– Что делать с комплексом вины? Со своим чувством вины перед теми, кто находится на линии фронта, рискует жизнью? Как не терзать себя из-за того, что делаешь недостаточно?

Д.И.: В первые дни войны у меня тоже был этот комплекс. Запросов в Общество Красного Креста – миллион. Кажется, что все люди мира вспомнили, нашли в интернете горячую линию Красного Креста и звонят. Десять вызовов в секунду. И ты не знаешь, что с этим делать. Кто-то рассказывает, что по трассе из Донецка в Харьков расстреляли автобус. А ты – бессилен. Ты не можешь ничем помочь. Кто-то просит нереальный для нас список лекарств. Потому что мы — не фармацевтическая организация, которая занимается лекарствами. А люди нуждаются в лекарстве. И, кажется, что ты не можешь никому помочь. Руки опускаются. Однако, надо отдавать себе отчет, что мы не можем сделать больше того, что мы можем. Мы привезли гуманитарку в Харьков. Помогли конкретным больницам. Скрывавшимся в подвалах людям доставили средства личной гигиены. Маленькие шаги. Начинаешь что-то делать и понимаешь, что таким образом помогаешь людям. Каждый из нас должен осознать, что он делает свою работу. И это решает общую проблему.

А.К.: Понимание войны у нас было во многом навязано кино и литературой. Главная идея: война началась — «бросай свое дело — в поход собирайся». Но в реальной жизни мы должны провести ревизию того, что можем делать. В начале полномасштабной войны я смотрел интервью с главой патрульной полиции Киевщины Евгением Жуковым с позывным Маршал. Это интервью потом разлетелось на мемы. Евгений Жуков вспоминает, как к нему подходили молодые ребята и спрашивали: «Что нам делать? Давайте мы хоть что-нибудь будем делать». Он ответил им: «Ребята, сперва разберитесь сами, что вы можете хорошо делать и делайте это». Люди должны понимать, что у каждого есть определенная планка возможностей. Относительно комплекса вины. Если чувство вины направляет нас от бездействия к действию, то у вас все хорошо, если не направляет – плохо.

«В ситуации войны попросить о помощи – это нормально»

 — Что делать, когда заканчиваются последние деньги и нет работы? А человека накрывает паническая атака: «Я не справлюсь!»

Д.И.: Идти волонтерить. Эта тема была очень актуальной для Харькова в марте-апреле-мае. Многие стали волонтерами. Во-первых, ты задействован в социальной жизни, ты не сидишь дома и не угасаешь. Во-вторых, ты находишься в обществе, и есть большая вероятность, что именно в этом обществе за счет новых связей найдешь работу. Я набирала волонтеров Общества Красного Креста по направлению психосоциальной поддержки. Все, кто пришел, были безработными. И потом мои волонтеры начали находить оплачиваемую работу. Часть из них трудоустроилась за счет связей, обретенных в нашей организации. Важно отношение к проблеме. Возможно, сейчас наступил тот момент, когда вы можете попробовать заняться чем-то другим. Тем, чем никогда ранее не занимались.  Когда ж еще, если не сейчас?

А.К.: Это не паническая атака, это ситуация отчаяния. Каждый из нас, наверное, несколько раз с начала войны это чувствовал. Надо себя стабилизировать. В состоянии, когда мы спокойны, мы можем принимать решения и критически мыслить. Что касается ситуации, когда недостаточно денег, мне кажется, что с этим до войны было страшнее. Украинцы были менее чувствительны. В ситуации войны попросить о помощи – это нормально. Сейчас очень большая сплоченность между гражданами.

Решение об эмиграции должно быть осознанным

— На ваш взгляд, почему некоторые люди, несмотря на угрозу, не хотят эвакуироваться? Затем они оказываются в ужасающих условиях оккупации. Все мы помним о Буче, Гостомеле, Изюме. Это страх неизвестности? Или типа: «да как-то оно будет»?

Д.И.: Я буду выглядеть очень теоретически, если я скажу, что да, нужно эвакуироваться. Но когда военные просили эвакуироваться из Харькова, я тоже не эвакуировалась. Это личное дело каждого. Я всегда говорю, что мы должны с пониманием и достоинством относиться к тем людям, которым мы помагаем. Ситуации бывают очень разные. Бывало, что люди с оккупированных территорий эвакуировались просто в домашнем халате и налегке, потому что не было времени. У каждого своя история, и у каждого своя причина, почему они остаются. Кому-то действительно некуда уезжать. Многие предлагают снимать квартиры. Но какова цена на съемное жилье? Предлагают жить в общежитиях или в местах компактного проживания. Но какие там условия? Я лично жила в этом центре Красного Креста три месяца, не приезжая домой. У тебя есть одна туалетная комната, а вас десять человек. Ты стоишь в очереди половину ночи, чтобы просто помыться. Я людей понимаю, почему они не уезжают. У каждого есть своя причина. И ни в коем случае мы не должны этих людей осуждать.

А.К.: Если мы проанализируем, а кто уезжал? Это молодое поколение. Те, у которых есть автотранспорт, есть денежные сбережения. Это ребята, забравшие родственников и близких. В этом вопросе больше всего беспокоит категория пожилых людей, 60+. Женщина, с которой я как психолог работал, говорит: «Здесь у меня вся жизнь прошла. Наверное, мне осталось не так много. Я здесь буду умирать». Разве их аргументы не заслуживают внимания? Мы должны понимать, что в таких ситуациях нет простого решения. Условно, можно человека увезти насильно. А как он там будет себя чувствовать? Полностью оторванный от всего привычного. Это тот возраст, когда не начнешь что-то новое. Сил недостаточно. Ресурсов недостаточно. Поэтому, это очень трагическая история. И здесь каждый решает сам.

— Стоит ли сейчас думать об эмиграции?

 Д.И.: Это решение должно быть осознанным.  Одно дело, когда ты эвакуируешься за границу с надеждой, что через два-три месяца вернешься назад. Другое дело, когда ты туда переезжаешь навсегда. В любом случае, там нужно будет прилагать много усилий. Никто тебя там тебя не ждет. Конечно, есть исключения. Например, у тебя за границей давно живут мама и папа. И они тебя просят: «Приезжай. Здесь тебя ждет и квартира, и работа, и все на свете».

А.К.: Человек должен рационально относиться к своим шансам. Куда он едет? Что он может делать? Насколько сильно упадет или поднимется его социальный статус? Хорошо, когда у людей есть выбор. Если здесь безопасно, в некоторых городах можно остаться. Если захочется уехать – можно и уехать. Одна моя знакомая, выехала в Голландию. Говорит мне: «Я живу в городе, о котором всегда мечтала. Такой, как мечтала, балкон, такое точно, как мечтала, окно. Но сейчас я радости от этого совсем не испытываю. Я хочу домой, в свою салтовскую квартиру».

— Есть много переселенцев, которые уже привыкли жить вне дома. Они боятся новых перемен – возвращаться домой. Эта фобия нормальная? Нужно ли возвращаться, если еще не готов?

Д.И.: Люди, выехавшие за границу или в более безопасные места Украины, сделали это не оттого, что им было дома слишком скучно, правильно? Если они еще не готовы возвращаться, то заставлять их не следует. У людей, переживших обстрелы, вполне возможно можно диагностировать посттравматическое стрессовое расстройство. И если оно еще не проработано, то назад точно не следует возвращаться. Поэтому, слушаем свой внутренний голос.

А.К.: Состояние неопределенности и состояние, когда постоянно нужно принимать какие-то решения – очень энергозатратное дело для психики. Вот, человек уехал. Каким-то образом — хорошо ли, плохо ли — но наладил свою жизнь. На это ушло очень много усилий. И тут говорят: возвращайся назад. Или, например, человек сам принимает решение, что раз все возвращаются, то нужно и мне возвращаться. Тут ориентироваться нужно только на свою готовность к новому переезду. «Я готов завтра сняться и переехать»? Если нет, дай себе время настроиться на переезд, накопить силы и сделать это позже. Следует ответственно относиться к своему психическому здоровью.

«Цветы однозначно нужно сажать»

— Уместно ли во время войны постить в соцсетях фотки из кафе? Фотки, где ты улыбаешься? Хорошее настроение среди войны – это нормально?

Д.И.: Если, например, ты постишь фотографию из кафе, и при этом отправляешь гуманитарную помощь в Харьков, Луганщину или Донетчину, то почему нет? Если мы говорим о регионах, где идут боевые действия, то мы сами должны создавать позитивные моменты для того, чтобы поддерживать свой дух. Мы обязаны находить моменты радости для себя. Создавать себе такие моменты, даже если их на первый взгляд, нет. Просто для того, чтобы эмоционально выжить.

А.К.: С точки зрения этики и морали воюющей страны — это одна плоскость. Когда кто-то из чиновников, например, нашего города выезжал и постил фотки в Instagram с курортов — это омерзительно. Даже не обсуждается. Теперь,  что касается обычных людей. Если помните, в конце апреля – в мае в соцсетях в Харькове были достаточно бурные дискуссии по высадке цветов в парке Шевченко. Кто-то говорил: «Давайте эти средства «на цветочки» отправим людям, которые пострадали, или нашим ребятам на передке». Очень бурные, помню, были обсуждения. Цветы все же высадили. Какая это была красота. И, с точки зрения проживания сложных ситуаций, с точки зрения психологии – это было правильно. Есть такое понятие, как чувство непрерывности жизни. Если с нами происходит очень страшное событие: война или ДТП, очень часто жизнь делится на «до» и «после». И здесь очень важно, чтобы мы какие-то наши привычные вещи, маленькие ритуалы принесли с собой из этого «до» в «после». Поэтому если мы говорим о цветах, то нужно однозначно сажать. Потому что появилось ощущение, что в городе остались люди, они работают. Город под контролем, все у нас будет хорошо. Чувство непрерывности жизни проявляется также и в привычке выставлять позитивные фотографии в социальных сетях.

«Есть время для работы, есть время поставить все на паузу.  Поплакать, остаться дома, если есть возможность»

— Как заставить себя сделать какие-нибудь шаги, когда не хочется ничего делать? Если завис между «до войны и во время» войны?

Д.И.: Следует начинать с маленьких шагов. Сначала привести себя в порядок. Найти что-то, что доставляет тебе удовольствие. Прежде всего, надо поднять свое позитивное эмоциональное состояние. Потом можем двигаться дальше. Поискать работу, помочь другим. Но, в первую очередь, мы должны позаботиться о себе. Настроиться на хорошее. Например, я утром обнимаю своего мужа и пишу маме: «Доброе утро, мама», чтобы она знала что я жива.

А.К.: Помнит учебник по математике начальной школы. Там был такой токарь, который клепал 20 деталей в час. Суббота, воскресенье, а он клепает свои 20 деталей. Часто я встречаю людей, которые относятся к своей психике, как к механизму, работающему без сбоев. На самом деле, у каждого есть определенная «батарейка». И она может подсаживаться. Девять месяцев войны для каждого из нас не могли пройти без последствий.  Следует понимать, что есть время для работы, есть время поставить все на паузу.  Поплакать, остаться дома, если есть возможность. Поднакопить силы. В нормальном состоянии человек может и «50 деталей наштамповать». Если батарейка требует зарядки, мы делаем паузу. Чувство «замороженности», как и всякое другое чувство сигнализирует, что с нами что-то не так. Что делать? Восстанавливаться. Общаться с людьми. Обычный теплый человеческий разговор – это такая простая вещь, которая очень многое решает в этом состоянии.