Скакун рассказал о суде с ХОВА, творческом Дудине и роли Харькова в планах РФ

О «Русской весне» в Харькове, первых днях полномасштабного вторжения, ПВО и будущем Харькова в интервью с «Объективом» поделился непосредственный участник событий 2014 и 2022 годов – Александр Скакун.

Скакун был первым заместителем начальника УСБУ в Харьковской области в 2014-м и возвращал украинский флаг на освобожденное здание ХОГА. Он же участвовал в подготовке Харьковской области к обороне перед началом полномасштабного вторжения РФ – сначала как и.о. главы ХОГА, а в дальнейшем – как первый заместитель Олега Синегубова. Из ХОВА Скакуна уволили в 2023-м якобы за прогулы, однако он выиграл суд и доказал, что прогулов не было. За что уволили – имеет свою версию.

«Харьков сыграл ключевую роль в том, что у Путина игра начала сыпаться»

– Мы с вами встречаемся в канун очередной годовщины поражения «Русской весны» в Харькове, когда было освобождено здание ХОГА, и вы туда возвращали украинский флаг. Это был такой момент, когда Харьков просто остановился в шаге от пропасти и не упал туда, куда упали Донецк с Луганском. А после этого, начиная с 2022 года, таких моментов было много. И все-таки мы сейчас живем в украинском Харькове. На ваш взгляд, это нам так везет или есть объективные причины, по которым Харьков так упорно России не дается?

– Во-первых, я хочу сказать, что нам точно не везет. В чем-то может и везет, но это большая работа очень многих людей, начиная с 2014 года. Вы говорите об особенностях Харькова в этом смысле, но я хочу вам напомнить, что Харьков – это особое место для Кремля. В том смысле, что когда они рождали проект «Новороссия», в их воображении не было ни «ДНР», ни «ЛНР», ни «ХНР», которая, к счастью, так и не случилась. Мы все знаем историю: Харьков был уже столицей Украинской советской, что важно, республики. Здесь можно по-разному смотреть на эту историю Харькова. Но давайте говорить, что Харьков тогда сыграл очень важную роль для Москвы и стал столицей именно для того, чтобы в де-юре формате признать, что есть Украинская советская республика. И спустя несколько десятилетий, в 2014 году, Кремль снова отвел Харькову такую ​​же роль.

– Решили повторить?

– Решили повторить, да. И это был их такой проект, который потом они распространяли бы политически на всю Украину. Мы же помним этот съезд, который был в феврале [2014 года] во Дворце спорта…

— Януковича сюда привозили или он сам приезжал…

– Я очень хорошо помню этот день. На самом деле Янукович планировался там, в этом дворце. Прибыли губернаторы приграничных регионов Российской Федерации. Было очень много сотрудников управления Госохраны, которые расставляли так называемые рамки, чтобы сделать невозможным пронос каких-либо взрывных устройств или оружия, потому что планировалось выступление охраняемого лица — Януковича. Но где-то с 10-11 часов УГО исчезло, остались только губернаторы. Я имею в виду из этой армии тех людей, которые планировали на этом съезде что-то антиукраинское. Конечно, мы знаем, что было очень много поклонников «Партии регионов», но их всех свозили туда автобусами, поездами. И на этом съезде, к счастью, ничего не произошло, никакого объявления о создании «Новороссии».

– Как вы считаете, почему? К счастью – это понятно. Но почему они остановились в последний момент?

– Вы понимаете, я думаю, что так быстро проходили все эти события, и в том числе на них реагировали быстро и в Москве, и постоянно меняли свою тактику в эти дни. И я думаю, что эта тактика была изменена в пользу того, что Кремль начал реальную военную агрессию против Украины, а не политическую. Понятно, что план уже пошел по такой военной аннексии Крыма и расшатыванию ситуации в Харькове, Донецке и Луганске для того, чтобы создать фундамент, чтобы «Новороссия» родилась. Видимо, они поняли, что этот съезд планировали преждевременно. Надо же сделать условия, чтобы это был заключительный акт – съезд, когда люди просят, люди встали, кричат: «Россия, спаси!»

— Почему не выдержали этого расшатывания Донецк и Луганск – это отдельная история. А почему Харьков выдержал?

— Я считаю, что харьковчане в своем большинстве – это в то время (я уже не говорю о 2022 году) были людьми патриотически настроенными. Мы (Управление СБУ в Харьковской области – Ред.) получали очень много помощи от харьковчан, людей. Я имею в виду таких информационных докладов, что не так, где нам обратить внимание на какие-то моменты, где есть проявления каких-то «сепарских» историй. Так мы вместе с харьковчанами победили эту очень брутальную идею Москвы по созданию «ХНР». А потом уже 100% – и «ХНР», и «ДНР», и «ЛНР» были бы объединены в «Новороссию» и началась бы эта новая спираль истории. Когда мы бы увидели Харьков стопроцентно столицей «Новороссии» и дальше… Но без Харькова «Новороссии» быть не может. И без Харькова не может быть того движения, которое было при большевиках – на Запад нашей страны. Поэтому Харьков, я считаю, сыграл ключевую роль в том, что уже в 2014 году у Путина эта игра начала сыпаться.

Мероприятия Медведчуковского «Украинского выбора» в Харькове – «это была какая-то глупость»

– Есть впечатление, что сам Путин не очень сделал выводы из этой истории. Мы же помним о «Киеве за три дня». Они считали, что зайдут – и здесь их будут встречать с цветами.

— Вот вы говорите: «Путин просчитался». Да, он просчитался, но ведь просчиталась вся российская система. А почему? Когда ты имеешь дело с авторитарным государством, где работает такая диктатура, очень часто до диктатора доносится именно то, что он хочет слышать. Все эти доклады ФСБ, которые часто основывались на докладе одного агента — Медведчука, который стопроцентно всех уверял, что будут цветы, что он с 2014 года и еще раньше проделал очень большую работу. Вы же помните в Харькове такое общественное объединение «Украинский выбор», где были Лесик и Саттаров такие. Это тоже ответ на вопрос, как Харьков устоял. Мы ведь работали как Служба безопасности с такими персонажами очень плодотворно и очень давно. И когда я видел, какие тратятся деньги – выбрасываются на ветер. Как часто они делают фейковые по содержанию какие-то сборища с пенсионерами, которые не несут никакого содержания для них же самих, для этой идеи… А просто шла речь, что нужно сделать классные фотки и отработать деньги. Это было. Как снимался «Kharkiv Palace» за какие-то сумасшедшие деньги. И когда мы анализировали то, что там проходило, ну это какая-то глупость была, вы понимаете? Но это все то, что докладывалось постоянно в Москву, что работа идет, работа очень идет мощно, и скоро все будут готовы. Вот таким образом, вся эта история дошла до 2022 года.

«Я не могу сказать, что мы точно знали, что нападение будет 24 февраля»

– В 2022-м вы были заместителем главы ХОГА, а впоследствии ХОВА. И вы отвечали за мобилизационную работу и взаимодействие с правоохранительными органами. По состоянию на февраль 2022 года, какая была информация в ХОГА о ситуации вдоль харьковской границы и подготовке россиян к вторжению?

— В моей жизни еще так произошло, что с августа 2021 года я исполнял обязанности главы Харьковской облгосадминистрации до нового года. И поэтому именно это время и пришлось на мое руководство. Поэтому я очень часто выезжал на границу, я облетал вертолетом все наши участки.

У нас очень много видеосъемок. У нас было очень много докладов от спецслужб, от ГУР, какое состояние на пограничье со стороны Российской Федерации. Мы владели полностью этой ситуацией. И мы каждый день взаимодействовали с военными, нарабатывали вопросы возможной защиты, выстраивали различные схемы противодействия. По-моему, именно это, в том числе, стало залогом того, что мы сейчас стоим здесь, в 30 километрах от российской границы, в украинском Харькове. И на эту площадь нога фашистского орка не пришла.

– В момент, когда российские войска накапливались вдоль границы, было много сообщений зарубежных разведок о подготовке вторжения. Люди хоть и понимали это, но не хотели верить в то, что они вторгнутся. Когда вы для себя заключили, что они настроены серьезно, что это никакие не учения и что они пойдут через границу?

– Последние дни перед 24 февраля – это уже были очень напряженные дни, когда мы реально задумывались над тем, что это не провокация. Хотя мы знаем (и видим сейчас по этим переговорам с Трампом Путина), что Кремль – это мастер спорта по провокациям и шантажу.

— И по созданию параллельной реальности…

— По игре в карты, но с картами, которые крапленые. Это не о честной игре. Это не о честных людях. Это не о понятийных людях. Это просто сявки. И я лично, и очень многие думали, что это реально такой шантаж, провокация, идет такой подъем ставок для переговоров по Минским договоренностям. Но последняя неделя была уже такой очень напряженной. Однако я не могу вам сказать, что мы знали точно, что будет нападение 24 февраля.

– Вообще восприятие этой угрозы, оно было одинаковым среди ключевых руководителей в области: ХОВА, СБУ, полиция. Было ли общее видение, что завтра может начаться вторжение? И общий план действий?

– У нас был план действий, у нас было все согласовано. 23 февраля глава тогда ОГА господин Синегубов Олег Васильевич собрал штаб обороны. Там и пресса была, это такое было официальное мероприятие.

Но мы работали и до этого официального мероприятия, и после. И до этого полгода мы выстраивали именно то, что мы где, как будем делать на всех участках этой большой задачи. План, знаете ли, я не буду говорить, что был идеальным или не идеальным – жизнь покажет все. Но пока мне кажется, что тот план, по которому мы двигались, был жизнеспособным.

Об эвакуации населения перед вторжением совещались с Киевом

— Такой болезненный вопрос, постоянно обсуждаемый, почему не объявили эвакуацию? По крайней мере, с самого приграничья – из той же Казачьей Лопани, Волчанска и так далее?

— Это вопрос, ответ на который следует из предыдущего: «А планировали ли вы, что завтра будет война?» Мы регион, который находится в унитарном государстве с центральными органами власти.

– То есть сверху должны были принять решение?

– Безусловно. Есть Совет национальной безопасности и обороны. Чтобы взять и сказать, что мы эвакуируем какой-то город, для этого нужно иметь официальные основания. На это есть инструкции и закон. И нужно было, чтобы были основания.

– А это обсуждали по крайней мере?

– Обсуждали. Совещались, с Киевом совещались. Но еще раз говорю, такое решение может быть объявлено только из Киева. И только на очень высоком уровне. Харьковский регион не мог принять решение единолично: «Мы считаем, что будет война». Именно мы считаем – никто не считает, а мы считаем. И мы считаем, что она будет завтра, потому мы сегодня будем эвакуировать население. Поэтому этот вопрос очень сложный. Но на самом же деле были отработаны все эти меры по эвакуации людей, которые потом и реализовывали.

Дудин – «творческий человек», по-своему видящий мир контрразведчиков

– 24 февраля харьковчане, разумеется, проснулись от взрывов. Кто-то побежал в метро, ​​кто-то уехал из города. Когда началось для вас 24 февраля и что вам помнится об этом дне, что вы делали?

– Для меня 24 февраля, как и для всех, началось с первого выстрела. В ту ночь я остался в городе. Так я живу часто за городом, но в ту ночь был в городе. И я был в рабочем кабинете буквально спустя пять минут после первого выстрела. Одел военную форму и прибежал на работу. И очень быстро начали подъезжать все руководители: и глава ОГА, и председатель облсовета, приехал мэр. Все были буквально с 5-6 часов утра в здании ОГА.

– Вы были в самом здании, не в укрытии? И мысли, что туда прилетит, не было?

– Были рабочие совещания, сразу начались буквально с 5 или 6 часов каждый час селекторы с президентом.

– А там же спецсвязь?

– Да, каждый час мы были на официальной связи. Ну, и понятно, что все приграничные регионы – мы были на связи с первыми лицами всех правоохранительных органов, с секретарем СНБО. Это были наши доклады, даже не доклады: нам говорили, что видят, с нами совещались, слушали нас. Киев, когда попадает в такие критические ситуации (для меня это вторая такая ситуация тяжелая в жизни), то Киев слышит, Киев советуется, Киев принимает мнение регионов. Решали задачи, из Киева нам говорили, какую нам дают сейчас военную помощь. Мы владели уже полностью информацией, какие силы и откуда на нас двигаются, какие у нас есть критические точки на границе, где нужно укрепляться. И пошло такое уж взаимодействие с военными, именно военное. Первые три дня были очень тяжелыми, но продержались, а потом уже стабилизировали ситуацию. Я здесь хочу вспомнить главу штаба обороны Харькова того времени. Это позывной «Алькут» – Сергей Гузченко. Это был начальник кафедры, он и сейчас – начальник кафедры в Харьковском университете воздушных сил. О нем можно уже говорить, это не секрет. Именно он принял первое сражение, он был назначен 22 или 23 февраля председателем штаба обороны Харькова.

— С 24 февраля связана еще одна история — о тогдашнем руководителе УСБУ в Харьковской области Романе Дудине. Как рассказывали впоследствии начальник ХОВА Олег Синегубов и мэр Харькова Игорь Терехов, Дудин якобы пытался захватить власть в Харьковской области. Задержал мэра и главу ХОГА. Что вы знаете об этой истории?

– Я об этой истории знаю все, но здесь нужно быть очень взвешенным в этих ответах, потому что, как вы знаете, сейчас идет уголовное дело.

– Его уже судят. По обвинению в государственной измене.

– Я не видел те подозрения, которые ему предъявляют. Но что касается этой истории, то да, она имела место. Вообще-то с господином Дудиным было сложно работать.

Он видел часто по-своему, как нужно делать, что нужно делать. Но руководство центрального офиса СБУ считало, что именно он должен быть здесь на месте и руководить спецслужбой, очень сильным коллективом. И коллектив этот и тогда, и сейчас показывает, что он очень боеспособен. Но это такой был, по моему мнению, в кавычках «творческий человек», так мягко скажу. И я помню, когда передавал все дела господину Синегубову, когда его назначили главой ОГА. Это было воскресенье. Мы до ночи сидели. И я, как сейчас помню, говорил ему, что здесь нужно какую-то выстраивать особую историю коммуникации, потому что будет сложно. Потому что человек часто видел по-своему события. И вот в самом начале войны эта история была как-то претворена в жизнь.

Никто там не был арестован, но были выведены за пределы территории областной военной администрации все первые лица. И, как бы сказать, он взял на себя руководство регионом. Я разговаривал тогда с его подчиненными, которые были в то время в здании, так он им говорил, что есть распоряжение главы СБУ на эти действия. Я спрашивал: «Письменные или не письменные? Кто-то видел их или не видел?» И вообще я говорил, что это должен быть Указ президента, потому что именно президент назначает главу ОГА и это его полномочия. И никто вообще не может вмешаться в это решение. Но я знаю этих ребят, которые были в здании, я с ними очень долго работал, они были со мной откровенны. Скажу, что они были в шоке от таких действий, но выполняли его личный приказ. Хотя в Киеве куча проблем, первый день, и Киев еще разбирался, что здесь господин Дудин, как «творческий человек», имел в виду, что он хотел этим сказать.

– Так и не понятно, что у него была за идея?

– Не понятно. Я думаю, он же какие-то давал показания, что-то объяснял. Я не знаю. У меня часто спрашивают, это очень всех взбудоражило тогда. И все же думали, и сейчас могут думать, что он работал на спецслужбы Российской Федерации. Но нам нужно дождаться приговора и узнать, что там было. Однако мне кажется, что он просто «творческий человек», который как-то по-своему видит мир контрразведчиков.

– После этой истории с отстранением Синегубова и Терехова он же продолжал еще долго работать (до 29 мая). Как вообще можно было после этого взаимодействовать?

– Не могу я вам, конечно, все рассказывать. Но ситуация была под контролем. Все было ясно, что и как будет потом. Было ясно, что к нему есть вопросы у правоохранительных органов. Но ведь мы здесь стабилизировали ситуацию вообще в регионе. И реально готовились к боям в городе. А потом появился Дудин, это где-то месяц его не было. Когда российские войска отошли из Киевской области, то пора переосмыслить все эти ситуации, которые были здесь в первые дни. Поэтому этой историей занимался Киев, занималось Государственным бюро расследований. Некоторое время они собирали доказательства, которыми сейчас оперируют в суде. И впоследствии его арестовали.

ПВО, поступавшее от партнеров, в Харькове «дорабатывали»

– Я знаю, что во времена работы в ХОВА вы участвовали в формировании мобильных огневых групп ПВО. Понятно, что все рассказывать нельзя. Но что возможно: как начинали и насколько это сработало?

– Да, я занимался этой историей. Это взаимодействие с Силами обороны. В данном случае – с войсками ПВО, РТВ (Радиотехнические войска Украины – Ред.). Была вовлечена Национальная гвардия очень мощно в эту работу. И мы выстраивали ту систему, которая сейчас работает. По-моему, в тех условиях, в которых находится Харьков с точки зрения расположения относительно России, с точки зрения тех средств, которые у нас есть для работы, эта работа, я считаю, все же сделана эффективно. И она имела и имеет смысл. И очень много тех «Шахедов» и ракет, которые вражеские войска хотели, чтобы долетели до города Харькова, до Харьковского региона, они не долетают. Очень многие. Мы знаем, что не все. Но, я прошу прощения, мы располагаем теми силами и средствами, которыми помогают наши партнеры.

Конечно, можно было бы защитить регион более эффективно, но для этого нужно очень много западных вооружений, которых у нас нет. Которые нам не дают, или дают не в том количестве и часто не того качества. Я могу вам привести пример, когда мы начинали эту работу и получали первые «Гепарды», они были из Катара. Очень многие из них в процентном выражении не работали. Они ремонтировались, они отвозились на наши заводы, дорабатывались, некоторые ехали в Польшу, дорабатывались. Это же касается и разных вооружений. Я помню испанское вооружение, кажется, пришедшее вообще без микросхем, без системы охлаждения. И мы собирали людей, электронщиков. И просто дорабатывали очень много такого вооружения для ПВО, которое потом стало эффективно работать. Что касается количества ракет, это тоже не тайна, что вообще для борьбы в небе ракет много не бывает.

Харьковский рельеф очень тяжел для наших сил ПВО. Россияне уже научились запускать «Шахеды» на очень низкой высоте: они идут прямо по верхушкам леса, по поймам рек и пользуются этим сложным рельефом. И потому не все эти объекты мы можем сбивать даже с точки зрения этих особенностей. Но все же существенно большая часть сбивается. И, поверьте мне, горя было бы гораздо больше, если бы эта работа была поставлена ​​не так, как она поставлена ​​сейчас.

– Есть такое мнение у многих людей, что есть панацея под названием «Patriot». Вот если Харькову дадут Patriot, то все – небо закроют, по нам больше ничего не будет прилетать. Насколько это вообще близко к реальности?

– Patriot – это очень эффективная система ПВО, очень эффективная. И если бы у нас было больше ПВО, то нам бы было легче справляться с этими воздушными нападениями. Но прежде всего это очень дорогая система, к ней очень дорогие ракеты. А сам по себе дрон не стоит больших денег. И потому, когда их штампуют тысячами, то здесь для ракет Patriot есть вопросы. Сейчас очень помогают самолеты, которые нам передают наши зарубежные партнеры. Это очень эффективная составляющая в воздухе. А также реально работают огневые группы, которые мы оборудовали. Кстати, очень масштабную роль сыграл в этой истории бизнес газодобывающий и нефтяной. Да и аграрии помогали автомобилями – джипами.

«В «ОПЗЖ» приложили руку к моему увольнению»

– Раз уж мы заговорили о мобильных группах, я помню момент, когда вас увольняли из областной военной администрации. Вы сказали, что вы как раз были на выезде и работали с этими группами, и в этот момент узнали, что вас уволили.

– Так было.

– Вообще была очень необычная, по моему мнению, история. Мы привыкли, что увольняются все из органов государственной власти примерно так: «Большое спасибо – большое спасибо. Желаем успехов в жизни». А тут было очевидно, что есть какой-то конфликт, потому что Синегубов как-то резко высказался, что он недоволен результатами вашей работы. А вы сказали, что ваше увольнение для вас стало неожиданностью. Сейчас можете поделиться, что там у вас произошло?

– Мои ответы могут быть, знаете, во время войны более сжатые. Может, более развернутые – после войны. Но сейчас война, поэтому я точно не хочу раскачивать лодку. И могу сказать только то, что считаю, что так поступать со мной было нельзя. Я реально узнал обо всем из прессы. Меня набрала какая-то журналистка, я уже забыл, кто это был первый, и спросила: правда ли, что меня уволили. Я говорю: «Я первый раз от вас слышу». И это было не очень приятно.

– То есть к этому не шло? Так же не бывает, что человека просто ни с того, ни с этого раз – и уволили.

— Я не очень удобный для руководителей. У меня всегда есть свое мнение, и я всегда готов к дискуссии. Во всех смыслах – и в политическом, и военном, и в гражданском. На моем пути встречались очень мощные руководители, которые считали это силой. В данном случае у меня было очень много разных дискуссий с Олегом Васильевичем. Это были дискуссии, они были рабочие. Я отстаивал свою точку зрения по некоторым вопросам. Были вопросы и о политических составляющих. Это касается, ну, например, «ОПЗЖ». И я уверен. Я знаю, что «ОПЗЖ», которые меня не очень любят, тоже приложили руку к этому увольнению. Я это знаю, стопроцентно эта история была. И таких вопросов было несколько, когда я рассказывал свою точку зрения. И она никогда, кстати, не была публичной. Но все это интерпретировалось в некоторое умышленное мной расшатывание политической ситуации. Я с этим не согласен, категорически. Это неправда. Было совсем не так. Точно эта история не во время войны, но причины [увольнения] не то, что я что-то прогуливал или что-то не делал.

– Из-за увольнения за прогулы вы же судились, да? Чем закончилось?

– Я первый раз в своей жизни подал в суд. Подал в последний день, когда я мог это сделать. Я долго думал, делать мне это или нет. Но это настолько… Я человек не обидчивый, но это было настолько обидно сделано и прокомментировано потом. А потом исправлены комментарии… У меня брали интервью очень много иностранных журналистов, я с ними общался во время своей работы. У нас были очень уважительные отношения. Но они очень не понимали, как эта история вообще происходит. И они очень тщательно анализировали разные комменты, то ли я что-то прогулял, то ли я плохо работал, то ли я вообще не работал, то ли я занимался политикой. В результате я решил для себя все-таки подать иск в суд. Я его выиграл. Кстати, насколько я знаю, апелляцию никто не подавал на это решение.

— Вы ведь судились не для того, чтобы вас восстановили на работе, а чтобы доказать, что не прогуливали?

– Суд установил, что фактов прогула не было, что уволили меня не по процедуре и не за то. Но, безусловно, в такой ситуации я точно не мог не написать заявление об уходе. И я его написал. И для меня было очень важно, чтобы все, кому это интересно, знали, что это заявление – не моя инициатива, а так сложились обстоятельства.

«Выборы сейчас проводить невозможно. Это нарративы Москвы»

– Рано или поздно у нас, конечно, будет какое-то перемирие. Хочется в это верить. Или мир. И ни для кого не секрет, что сейчас все готовятся к выборам. В узких кругах разговоры ведутся с прошлого года, сейчас это все уже вышло в широкое поле. Как вы считаете, насколько вообще сейчас безопасно с точки зрения расшатывания общества проводить в Украине выборы?

– Я считаю, сейчас выборы проводить невозможно. Это нарративы из Москвы. Мы же слышим все время эти истории про «до выборов передать управление страной ООН» и «вызбрать нового президента, новый парламент». Ну, это все… Это все гибридные вещи, на которые мы не можем идти. И выборы могут быть только после войны, когда общество будет находиться в каком-нибудь более-менее мирном состоянии, будет осмысливать свой выбор, будет анализировать все то, что было. Во что-то верить. И самое главное же – провести эти выборы честно и беспристрастно. И так можно поступить только после войны.

— Насчет вероятного послевоенного Харькова. Понятно, что террористическая угроза никуда не денется, ведь часть завербованных российских агентов будет оставаться в городе и в Украине. Как вы оцениваете, следует ли нам следует ожидать терактов в Харькове после завершения «горячей» фазы войны и как этому противодействовать?

– Во-первых, нам нужно понимать (а этого никто не понимает), как эта война завершится. От сценария завершения войны уже нужно будет выстраивать и послевоенную жизнь. И в том числе борьбу с агрессором, которая никуда не денется. Она будет снова гибридная. Сейчас рано об этом говорить, но надо готовиться ко всему. Если будут какие-то мирные переговоры, мирные соглашения на некоторое время, то, может, и речи не будет о терактах. Но точно речь пойдет о гибридном расшатывании, политическом — о такой форме влияния на Украину, на нас. Может, будут и теракты, но Служба безопасности Украины должна быть готова ко всем проявлениям врага, как это на нее и возложено законом.

— Вы уверены, что наши спецслужбы смогут противодействовать подобным проискам россиян?

– Конечно. У нас мощные, эффективные спецслужбы. Они очень многое доказали во время войны, как мы можем работать. И я уверен, что в этом смысле все будет хорошо. Эти вызовы нам по силам, и мы будем их решать.

 – Каким вы видите будущее Харькова? Послевоенное. Что это будет за город?

– Это же снова ответ, что будет завтра, что будет дальше. Каким будет договор о перемирии, о мире или «Минск-3». Я надеюсь, что «Минска» не будет. Какие будут границы вообще? Я имею в виду, безусловно, де-факто, а не де-юре – на тот момент, когда будет перемирие. И это все повлияет на жизнь города, на жизнь региона. Поэтому сейчас очень сложно сказать. Но местным властям нужно действовать уже сейчас. У каждого направления будут свои очень большие задачи. Нельзя остаться без студентов. Это двигатель города был всегда. С промышленностью тяжелее будет. Разумеется, очень много разбито промышленности. Но ведь это уже зависит от того, какие будет применять правительство инструменты к этому региону, какие будет создавать, может, налоговые льготы, может, какие-то зоны для того, чтобы здесь двигалась экономика. Потому что без государственных программ это просто сделать невозможно. Правительство позаботится, Министерство образования после войны сделает все, чтобы Харьков оставался студенческой столицей, а не все учились во Львове и в Киеве. Это же надо какие-то иметь программы. И тогда будет уже задача мэра мыслить стратегически. Я имею в виду и строить, восстанавливать город с какой-то новой идеей, идеей XXI века. На мой взгляд, Игорь Александрович (Терехов, мэр Харькова – Ред.) сейчас занимается этой проблемой – пока как может. Я имею в виду, строят какие-то планы. Очень много у него переговоров с регионами, с Евросоюзом на перспективу. Если все эти составляющие будут, то я думаю, что у города есть будущее. И я уверен, что оно будет.