Голодомор: коллективная память рождается из личной

Голодоморы моя семья пережила в небольшом селе на Богодуховщине. Про голод 1921-1923 я не знаю семейных историй, дед Григорий и бабушка Настя сами еще на тот момент были подростками, да и расспросить их я не успела – дедушка умер до моего рождения, бабушка, когда мне было пять лет. А вот в 1932 у них было уже двое детей, старшая дочка, тетя Нина, и средняя Полина (Пелагея). Она родилась весной, в самое голодное время. В самое голодное время уже весны 47-го родилась мама. Она родилась раньше срока, бабушка опухла и не смогла ее выносить. Молока тоже не было. У мамы на затылке и сзади на шее кожа была как бы собранная гармошкой, она всегда прятала ее под прической. Но когда я ее обнимала, я всегда это замечала. И всегда вспоминала про Голодомор 47-го. Ее выпоили водичкой из вареного сахарного буряка – единственная еда на протяжении первых месяцев жизни. И так спасли жизнь. Буряк приносила старшая сестра Нина, которая вынуждена была бросить техникум, и вернуться в колхоз. Во-первых, там кормили, кроме того на посадке сахарной свеклы она воровала корнеплоды, нарезала, прятала в белье и приносила домой – так спасла маму и бабушку, и младшую сестру Полю. Если бы поймали, были бы лагеря или расстрел. Чтобы получать паек – варево из растертого в воде зерна – бабушка, как только немного пришла в себя, тоже пошла на работу в колхоз. Паек половинила и приносила домой – кормила тетю Полю, которая сама нянчила маму. Вообще ту зиму они смогли пережить потому, что дед Гриша нелегально, поездами смог ездить в Беларусь и выменять картошки. Пройдя через голод и войну, он знал, что надеется надо на себя, и что за границей Украины еду найти можно. А вот семья, которая зимой пришла в село, через время снялась и пошла скитаться дальше – за ней шла дурная слава, что они съели одного из своих детей.

Фото: колхозники на отработке 

Меня никто не садил на стул, и не рассказывал семейную историю о большом голоде. Я узнавала все по отдельным фразам, по вопросам маме, что это у тебя на шее; по рассказам тети какая вкусная макуха и моем недоумении, когда я эту макуху попробовала, когда ее купили на корм на подсобное хозяйство. Уже со временем это сложилось в единую картину. И большая заслуга Виктора Ющенко, можно как угодно относиться к другой его деятельность, но большая его заслуга в том, что Голодомор стал частью национальной политики, национальной памяти. Но при этом, эту национальную память практически сразу сделали какой-то слишком монументальной, с большими памятниками в отдалении от обычной городской жизни, построения школьников в линейки и приуроченными митингами. Все как привыкли в СССР, как не жестко это звучит. Безусловно, значительная часть людей, которые сегодня приедут к памятнику жертв Голодоморов, сделают это искренне, а не только по партийно-административной необходимости, но сколько людей зажгут свечи дома?

Фото: 1935 год, тети Нина и Полина с двоюродной сестрой

Фото: три сестры уже после голода

К сожалению, и об этом надо помнить, мы живем в обществе манкуртов, иногда манкуртов поневоле. Память о Голодоморах стиралась и нивелировалась годами, затаптывалась страхом, вместо этого в память услужливо закладывались простые радости строителя коммунизма, лозунги демонстраций и колбаса по 2.20. Эффект этой подмены мы видим до сих пор на выборах. И даже если на уроках истории рассказывать о Голодоморах, дети возвращаются домой, в семьи манкуртов, где эти рассказы уничижаются.
Чтобы память стала коллективной, ее надо сделать личной, своей. Ее надо визуализировать и сделать понятной. Мне очень нравится инициатива киевских студентов, которые создали меню из «блюд» голодных лет. Если бы в каждой школьной столовой можно было бы попробовать макуху или хлеб из лободы, это было бы понятнее официальных речей.

А еще мне нравится мемориал жертвам Холокоста в центре Берлина, 2700 плит который визуально дают возможность прочувствовать масштаб трагедии. Как и поле керамических маков в центре Лондона в память о погибших в Первой мировой. Такие памятники заставляют задавать детей вопросы взрослым, они не спрятаны за окружной. В свое время меня поразила акция на площади Свободы, когда просто зачитывались имена и года рождения и смерти установленных жертв Голодоморов, харьковчан. Читали больше часа. Есть масса возможностей сделать временные инсталляции, задать людей задумать, задать вопросы, вспомнить и запомнить. Хотя бы поставить снопы с пшеницей на площади Свободы на эти дни, которые увидит большое количество людей. Это будет уж куда своевременнее, чем городить новогоднюю ёлку с середины ноября, когда впереди еще столько памятных дат.
Ну а я сегодня зажгу свечу. Мамы уже восемь лет как нет. Как раз сегодня годовщина. Нет и ее сестер. Обязательно зажгу свечу, и расскажу детям почему.